Почему такое название и зачем три рояля?

У меня была давняя мечта сделать инструментальный проект, а значит — без границ и понятный во всех странах. Отсюда и название коллектива, понятное не только в России, но и за её пределами. Bel Suono в переводе с итальянского — «Прекрасный звук».

Помню, режиссёр-постановщик конкурса «Новая волна» Александр Ревзин сказал: «Музыка у вас классная. Но название выговорить невозможно». Сейчас понимаю, что название, конечно, имеет значение. Но если материал неинтересный, как яхту ни назови, она не поплывёт.

Многие меня спрашивают: «Почему три рояля, а не один или два?» Пианистов-одиночек во всех жанрах полно. С 1963-го по 1986-й существовал прекрасный польский фортепианный дуэт «Марек и Вацек». Нас иногда сравнивают и говорят, что эти музыканты являются прародителями Bel Suono, и это приятно! Но фортепианные дуэты в классике — тоже обычное дело. Мне это было не очень интересно. Хотелось сделать то, чего нет, и, честно говоря, уйти от классики, ибо в ней надо быть или выдающимся исполнителем, как Денис Мацуев, Борис Березовский и им подобные, или удивлять чем-то новым! Поэтому классические олимпы мы покорять не собирались.

Изначально мне казалось, достаточно придать классике свежее современное звучание, и это будет круто, понятно всем и должно нравится каждому. Но найти то самое звучание оказалось совсем не просто! Мы записали Libertango Астора Пьяццоллы — произведение, которое обожают и знают все. Коллеги по шоу-бизнесу, которым я ставила запись, в один голос говорили: «Круто звучит!» Но потом, помню, Алла Духова («Тодес» — Ред.) мне сказала: «Мы костюмы, свет и декорации возим на гастроли. И каждый раз с ума сходим, а ты собралась три рояля по стране таскать. Забудь об этом».

В географии наших гастролей всего несколько городов, где есть залы с тремя акустическими роялями — Москва, Красноярск, Тбилиси, Ереван... И мы нашли выход: купили три цифровых рояля, которые весят около 100 кг. И стали передвигаться с ними повсюду, даже на Сахалине были. У них откручиваются ножки, благодаря чему возможна транспортировка. Один раз, правда, при перелёте один из них сломался. Еле собрали. Цифровые рояли к тому же дают возможность придавать классике современную краску.

Когда пришёл успех?

Первые 4 года существования коллектива я билась как рыба об лёд. Никакого взрыва не происходило. Было обидно, накатывало отчаяние, я думала: может быть, это вообще никому не нужно, кроме меня. Но в 2016-м случилось чудо! На концерт в Международном доме музыки были проданы все билеты. Я сидела в зале, наблюдая восторженную реакцию публики, и хотела себя ущипнуть — не снится ли мне это. На следующий день мне позвонили и предложили через месяц сделать концерт в Большом зале Консерватории. Билеты разлетелись моментально.

Но как выстраивать звук в таком акустически сложном зале, мы не знали. Наш звукорежиссёр оказался безответственным. Я месяц твердила: «Езжай в зал, всё проверь». В результате за несколько часов до концерта он стал истерить. И, поняв, что не готов к концерту, схватил рюкзак и пустился наутёк. А концерт через три часа! Я обзвонила знакомых звукорежиссёров, один из них на моё счастье оказался в Москве и был свободен. В течение получаса он приехал в Консерваторию и сделал всё, что нужно: нам довезли оборудование, подзвучили рояли. Поджилки тряслись у всех. Но это был один из лучших концертов! Три раза ребят вызывали на бис. Теперь концерты в Большом зале Консерватории стали традицией. К тому времени нас несколько раз приглашали в такие престижные программы, как «Вечерний Ургант», «Что? Где? Когда?». И я окончательно поверила в себя, в ребят и проект как таковой.

Что пошло не так?

Стали планировать первые гастрольные туры. И я впервые столкнулась с известными прокатчиками (организаторы концертов — Ред.), которые били себя кулаком в грудь и говорили: «Мы крутые, сделаем всё по высшему разряду». Они думали, наверное, что заработают кучу денег на наших гастролях, не прилагая усилий. Был выстроен тур из 10 городов, и вдруг концерты один за другим стали отменяться. Из заявленных, условно, осталось полтора: на одном аншлаг, на другом — ползала, на третьем — четверть. Прокатчик стал говорить мне, что не может заплатить гонорар в том объёме, о котором договаривались изначально, потому что билеты не продаются, группа непопулярна, а инструментальный жанр в нашей стране никому не нужен. Нужны лишь шансон и попса.

Только вера и полнейшее убеждение, что это не так, не дала опустить руки. Я тогда не знала, по какому принципу работают наши филармонии. И лишь погрузившись в это, поняла, что схема выглядит так: они либо приглашают к себе коллективы, которые можно дешево купить и за такие же копейки пустить в продажу билеты. Либо просто сдают зал в аренду прокатчикам, которые привозят артистов с именами: Михаила Шуфутинского, Стаса Михайлова, Лолиту и т.д.

Я столкнулась с тем, что работа прокатчиков чаще всего заканчивается после подписания договора с залом. Повесят три плаката на центральном столбе в городе и считают, что их работа закончена и зачастую даже не представляют, какую музыку мы исполняем... Никто из них не хочет работать прозрачно. Все начинают скрывать накрутки. Ты вкладываешь в музыку, клипы, продвижение. И в результате на твоем коллективе зарабатывают все кто угодно, кроме тебя. Поэтому артисты и работают как лошади на износ по 15-20 концертов в месяц, чтобы хоть что-то заработать.

В 2017-м я решилась на отчаянный шаг: сделать концерт в престижном зале на 6 тыс. мест — «Крокус Сити Холл». Опытные люди — артисты, коллеги, директора радиостанций — меня отговаривали. «Ты влезешь в долги, не продашь билеты и будешь потом долго расплачиваться. Для такой музыки в нашей стране нет такого количества зрителей», — говорили все. Я и сама знаю много историй, когда люди влетали на деньги, а потом продавали квартиры, чтобы закрыть долги.

Я обратилась к Сергею Лаврову, опытному организатору с большим стажем: «Давай ты проведёшь концерт в „Крокусе“, я тебе доверяю». «Делай сама, у тебя всё получится, — сказал он мне. — Я тебе подскажу, направлю». До сих пор ему благодарна за то, что он дал мне возможность поверить в то, что у меня всё получится. И спасибо всем тем, кто когда-то отказался делать наши концерты. Я прошла такую школу!

Мне повезло, что подобралась правильная команда. Мы не стали тратить много средств на наружную рекламу, так как нас в лицо особо никто не знал, а вот музыку нашу должны были узнать и полюбить, поэтому основные средства вложили в рекламу в соцсетях. За месяц до концерта было продано больше половины зала, а за несколько дней до выступления я поняла, что у нас аншлаг в «Крокусе» — предел моих мечтаний на тот момент! Я пригласила поучаствовать друзей — Валерию, A-studio, балет «Тодес» в концерте. Совместные номера, конечно, оживили концерт и придали другую краску. Но с коммерческой точки зрения это не имело смысла, как мне вначале казалось. В итоге мы отказались от этой практики — никаких звёзд в свой концерт не зовём. Во-первых, наша программа настолько насыщена, что, дай бог, успеть всё сыграть. Во-вторых, мы поняли по отзывам публики, что нас и так любят. Правда, в этом году у нас будет 10-летний юбилей либо в Мегаспорте, либо на ВТБ Арене. И туда мы обязательно пригласим друзей-артистов и сделаем совместные номера, исключительно ради творческой составляющей концерта!

Сегодня, когда у меня как у организатора за плечами «Крокус», Кремль, БКЗ «Октябрьский» и т. д., я понимаю, что можно, конечно, скупить весь свет в городе, завесить сцену экранами, устроить световое и танцевальное шоу и прогореть. Но часто за такими наворотами прячется отсутствие музыкального материала. Всё должно быть сбалансировано. Эффекты должны не мешать музыке, а дополнять. А у нас часто как бывает — приходишь на шоу и не можешь понять, а где, собственно, артист, где музыка? На наших концертах самое главное — идеальный звук. Я ходила на концерты артистов, работающих, как и мы, в жанре кроссовер: Il Divo, 2cellos, Дэвид Гарретт. У всех отменный звук, но как такового шоу нет. Это и не требуется.

Как подбирался коллектив?

Когда я ищу солиста в коллектив, то в первую очередь слушаю, как он играет, и смотрю, какой у человека диплом. Если он закончил московскую Консерваторию, буду дальше с ним разговаривать. Гнесинка тоже хорошо, но лучше московская Консерватория. Человек должен в совершенстве владеть инструментом и обладать потенциалом в написании музыки. Не менее важно, как он выглядит. Почти со всеми были такие истории — похудеть, подстричься, переодеться, сменить образ. В группе есть правило — надо стараться выглядеть как артист везде, даже вне сцены.

Первые три года были для меня испытанием. Уход каждого и смена состава казались катастрофой. Сейчас уже спокойно ко всему отношусь. Сегодня в Bel Suono нет ни одного солиста из первого состава. Никого ни в чём не виню. Каждый из ребят внёс свою лепту. Основная причина ухода — безденежье. В первые годы всё, что зарабатывали, вкладывали в материал и в развитие коллектива. Всегда надо думать о том, что будет завтра.

Первые три года были для меня испытанием. Уход каждого и смена состава казались катастрофой. Сейчас уже спокойно ко всему отношусь. Сегодня в Bel Suono нет ни одного солиста из первого состава. Никого ни в чём не виню. Каждый из ребят внёс свою лепту. Основная причина ухода — безденежье. В первые годы всё, что зарабатывали, вкладывали в материал и в развитие коллектива. Всегда надо думать о том, что будет завтра.

Наверное, в первые годы нашей публике было неважно, кто играет в группе. Поменялся солист, никто и не заметил. Сейчас уже это важно всем: зрителям, мне, самим ребятам. Василий Опалев и Кирилл Гущин работают больше 6 лет в коллективе. 2 года назад к нам пришёл Антон Мосенков. Каждый из ребят на своём месте. Все осознали, какие залы мы собираем, как нас любит публика. Поэтому все работают с полной отдачей. Не люблю поговорку: «Незаменимых нет». Незаменимые есть. Есть уникальные и талантливые люди, которых не хочется менять. Мне кажется, что золотой состав в коллективе именно сейчас.

За что благодарит публика?

Сегодня благодаря соцсетям есть обратная связь с публикой. Часто пишут: «Я захлопнула крышку рояля после окончания музыкальной школы и больше 20 лет не подходила к инструменту. А после вашего концерта поняла, что, оказывается, классическая музыка прекрасна!» Это окрыляет, появляется вдохновение и желание что-то делать дальше. Люди благодаря нашей музыке начинают просвещаться, расширяют кругозор.

У нас преимущественно женская аудитория, что очевидно... Мужчины, как правило, на наши концерты попадают «заодно» — их женщины приводят. Они приходят поспать и сделать жене приятное. А потом читаешь комментарии: «Мой муж ни разу не заснул. Ему так понравилось!» Это прямо шаблонные сообщения. Много пишут про детей, которые открывают для себя классику. И ты понимаешь, что у нас ещё и образовательная миссия. Многие приятно удивляются, приходя к нам на концерт: а что, классика может быть еще и такой?! Правда, встречается и ничтожный процент снобов, которые пишут, что мы глумимся над классикой, превращаем её в попсу. А я считаю, что в этом как раз-таки прелесть нашего времени — музыки должно быть много и разной, а зритель уже сам разберётся, на чьи концерты ему ходить!

Что самое любимое?

У любого артиста должно быть самое популярное произведение, с которого и начинается толчок в карьере. У нас, наверное, это было «Лето» Вивальди. Клип мы сделали лишь спустя 6 лет после того, как была записана композиция. Потом мы сняли клип на музыку Грига «В пещере горного короля», далее клипы на авторские произведения. Есть в нашем репертуаре и «Венгерская рапсодия» Листа, и несоединимые, казалось бы, минорная и мажорная прелюдии Баха. И много чего еще.

Конечно, мы берём в основном всё то, что очень популярно в классике. Профессионалы сходу скажут, что за произведение мы исполняем, основная часть зрителей — не всегда... Когда-то где-то что-то слышали. Много раз нам хотелось наряду с классикой прикоснуться к наследию советских композиторов или более поздних современных авторов. Но всегда есть сложность с авторскими правами. Иногда наследник автора просит за переработку произведения 5-10 тысяч долларов. У нас нет возможности платить такие деньги, поэтому приходится отказываться. Чем современнее произведение, тем меньше шансов нам его сыграть. Классика 18-19 и начала 20 вв. не охраняется. Поэтому её все используют, и существует такое количество интерпретаций.

Всё больше и больше мы расширяем репертуар в сторону авторской музыки. Скоро выйдет новый альбом, в котором половина альбома будет состоять из авторских произведений ребят. Такая музыка, что гордость распирает.

Почему я уверена, что в коллективе должна быть авторская музыка? Для меня это своеобразный знак качества. Когда ты исполняешь что-то чужое — это хорошо. Но когда ты умеешь создать что-то сам, быть творцом — это другая история. В этом и заключается миссия продюсера — раскрыть талант своего артиста в полной мере. Главное — таланту ходить по земле, чтобы не появлялось чувство превосходства и звёздности... Надо помнить, что это просто твоя любимая работа и тебе повезло делиться ею с огромным количеством людей.

Что так и не «откопала»?

Когда берёшься за что-то новое, всегда кажется: это такое сложное дело, ты с ним не справишься. Продюсеры — Игорь Матвиенко, Максим Фадеев, Константин Меладзе и т. д. — казались мне особой кастой людей. А когда у меня стало получаться, поняла, что любые трудности преодолимы. Главное — любить свой проект, знать материал от и до, уметь сохранить коллектив даже в самые трудные времена, относиться к коллективу как к своей семье и уметь обеспечить их работой.

У нас в стране масса всевозможных безымянных струнных квартетов или трио. Все уверены, что достаточно положить мелодию Вивадьди на современный ритм умца-умца, надеть короткие юбки и тут же можно собирать урожай на корпоративах. Так не происходит. Мне в личку, как правило, выпускники консерваторий, пишут: «Сделайте из нас звёзд, помогите раскрутиться». Я честно всех слушаю, смотрю, мне интересно, а вдруг кого-нибудь откопаю. Пока не откопала. Всё очень среднего качества, нет идеи. И потом, у меня столько работы с Bel Suono. Нам ещё весь мир покорять.